Это было в начале 90-х. По телевизору я увидела, как на площади города Львова снимали с пьедестала памятник Герою Советского Союза Николаю Кузнецову. Толстым металлическим тросом обхватили его шею, и на мгновение бетонное изваяние покачнулось в воздухе. Прожектор выхватил глазницы памятника, и меня охватило жуткое чувство. Среди криков улюлюкающей толпы вдруг показалось, что Николая Ивановича Кузнецова казнят будто живого.
Что может журналист против этой беснующейся толпы? Я решила разыскать ветеранов, которые знали Н.И. Кузнецова, воевали вместе с ним, чтобы они помогли мне воскресить память о нем.
Я встретилась с Владимиром Ивановичем Ступиным. Перед войной он был студентом Московского архитектурного института. Добровольцем вступил в отряд десантников, которые в июле 1942-го вылетели под Ровно. Он рассказывал: «В конце августа 1942 года командир отряда Д.Н. Медведев отобрал группу десантников, предупредил, что будем выполнять особо важное задание, о котором никто не должен говорить. Оказалось, идем принимать группу парашютистов. Дело было привычное, но почему задание окружено такими строгими предупреждениями, мы поняли только впоследствии. Долго ждали одного из отставших. Приземлившись, десантник потерял в болоте сапог, так и пришел к нам в одном сапоге. Это и был Николай Иванович Кузнецов. За плечами у него – большой вещевой мешок, в котором, как мы потом узнали, была немецкая офицерская форма и вся необходимая амуниция. Ему предстояло отправиться в город Ровно под видом немецкого лейтенанта Пауля Зиберта и вести там разведку.
Чем лучше мы узнавали Николая Кузнецова, тем больше удивлялись – насколько одаренным был этот человек.
Он мог бы стать выдающимся спортсменом. У него была мгновенная реакция, выносливость и крепкая физическая закалка. У него были выдающиеся лингвистические способности. Он не только знал несколько диалектов немецкого языка. На наших глазах он стал говорить по-украински. В отряде появились поляки. Через некоторое время он стал говорить с ними на их родном языке. У нас были испанцы-интернационалисты. И к испанскому языку он проявил интерес. Кузнецов обладал необычайным даром. Ведь он «играл» немецкого офицера так искусно, что никто в немецкой среде не заметил этой игры. Он мог стать ученым. Главным его оружием был не пистолет в кармане – хотя стрелял он отлично. Нас поражал его глубокий аналитический ум. Из случайно услышанных фраз он строил информационные цепочки, извлекая важные сведения стратегического характера».
«Он был загадочный человек»
После войны В.И. Ступин стал собирать материалы, чтобы воссоздать биографию своего знаменитого однополчанина. Он щедро поделился со мной этими документами.
«Знаете, он казался нам загадочным человеком, - говорил В.И. Ступин. – Даже через годы мне трудно описать выражение его лица. Он часто был грустным. Смотрел на людей как-то испытующе и отстраненно. Может быть, это было связано с тем, что пришлось испытать ему в юности?»
Николай Иванович Кузнецов родился в 1911 году в деревне Зырянка (ныне – Свердловская область) в крестьянской семье. Его родители Иван Павлович и Анна Петровна смогли сколотить крепкое хозяйство. В доме собрали небольшую библиотеку. Они старались учить детей – их было четверо. Старшая Агафья стала учительницей. Коля Кузнецов пошел в 1-й класс в 1918 году. Педагоги обратили внимание на редкие способности мальчика. Он опережал своих сверстников по всем предметам. Но особенно удивительным стало то, что он увлекся изучением немецкого языка. В Зырянке осели на жительство несколько немецких семей. Коля Кузнецов бывал у них, на лету подхватывал немецкие слова.
В годы Гражданской войны произошли события, которые будут впоследствии «всплывать» в судьбе Николая Кузнецова. Через деревню проходили колчаковские войска. Поддавшись агитации, отец семейства посадил детей на подводу, погрузил скарб, и они уехали на восток. Вместе с белогвардейцами. В дороге они были недолго. Колчаковцы отняли у Кузнецовых лошадей, и семья вернулась в Зырянку.
Окончив школу-семилетку, Николай Кузнецов поступил в лесной техникум в районном центре Талица. Вступил в комсомол. Но кто-то, знавший семью Кузнецовых, рассказал в техникуме, как они уходили из деревни вместе с колчаковцами. Николаю тогда было всего 8 лет, отца семейства уже не было в живых. Но Николая Кузнецова никто не слушал. На шумном собрании его исключили из комсомола и из техникума. Могли ли представить его гонители, что наступит время, когда памятник Кузнецову будет установлен в центре Талицы.
Николай Кузнецов постарался уехать подальше от родных мест. Он нашел работу в городе Кудымкаре. Стал работать таксатором в лесном отделе земельного управления. И здесь Кузнецова настигли неожиданные события. В Кудымкар приехала контрольная комиссия. На руководителей земельного правления, которые допустили растрату, было заведено уголовное дело. И хотя Кузнецов занимал скромное место в служебной цепочке, он тоже оказался среди обвиняемых. Один из сотрудников госбезопасности, который вел дело в Кудымкаре, обратил внимание на запись в документах Кузнецова: «Свободно владеет немецким языком».
Не раз еще случится в жизни Николая Кузнецова, что его необычайные способности, знание немецкого языка будут круто менять судьбу.
Через несколько месяцев Кузнецов появился в Свердловске на строительстве Уралмаша. Ему приказали выполнять специальное задание. На Уралмаше работала большая группа специалистов, приехавших из Германии. В духе того времени, когда общество охватила шпиономания, Кузнецов должен был выявлять среди немцев враждебно настроенных лиц.
И вдруг снова судьба совершает неожиданный поворот. Николая Кузнецова переводят в Москву. Ему выдают документы на имя Рудольфа Шмидта, обрусевшего немца, якобы работающего на оборонном заводе. Один из руководителей советской разведки П.А. Судоплатов впоследствии вспоминал: «Мы готовили Кузнецова для работы против немецкого посольства в Москве. В разговорах с сотрудниками посольства он будто бы случайно выбалтывал сведения об оборонном производстве. Немцы даже предложили ему оформить документы для переезда в Германию. Мы обсуждали и этот вариант. Но тут началась война».
«Прошу отправить меня на фронт»
Николай Кузнецов пишет один рапорт за другим с просьбой отправить его на войну. «Бесконечное ожидание страшно угнетает меня. Я имею право требовать предоставить мне возможность принести пользу своему Отечеству в борьбе против злейшего врага», - писал он своим руководителям.
Для Кузнецова придумали такую легенду. С документами на имя лейтенанта Пауля Зиберта, будто бы после лечения в госпитале, он появится в Ровно как уполномоченный по хозяйственным делам. Якобы, он родом из Восточной Пруссии. Его отец служил управляющим в богатом имении. Чтобы подготовиться к выполнению задания Николай Кузнецов с помощью фотографий «ходил» по улицам Кенингсберга, запоминал названия улиц, читал немецкие газеты, учил популярные немецкие песни, запоминал названия футбольных команд и даже счет матчей. Да мало ли что еще пригодится в разговоре немецкому офицеру. Опытные педагоги занимались с ним немецким языком. Успешно прошел Кузнецов и «практику» под видом немецкого офицера в одном из лагерей для военнопленных под Москвой.
Почему именно в город Ровно должен был добраться Кузнецов? Здесь, в тихом городке находилась резиденция гуляйтера Украины – Эриха Коха, а также многие административные оккупационные учреждения, штабы и тыловые части.
Перед отъездом из Москвы Николай Кузнецов написал письмо своему брату Виктору, который воевал на фронте:
«Витя, ты – мой любимый брат и боевой товарищ, поэтому я хочу быть с тобой откровенным перед отправкой на выполнение боевого задания. И я хочу сказать тебе, что очень мало шансов, чтобы я вернулся живым… Почти сто процентов, что придется пойти на самопожертвование. И я сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое, правое дело. Мы уничтожим фашизм, мы спасем Отечество. Храни это письмо на память, если я погибну…»
Как нашли ставку Гитлера
Как оказалось, Н.И. Кузнецов обладал необычайной интуицией, которая помогала ему находить во вражеском логове стратегически важную информацию.
«Я помню одну операцию, которую мы проводили под его руководством, - вспоминал В.И. Ступин. – Командир отряда Медведев отобрал 25 десантников. Мы сели на подводы. У каждого – нарукавная повязка полицейского. Поехали к дороге. Вдруг кто-то крикнул: «Немцы!» Командир приказал: «Отставить!» Мы увидели, что с брички спрыгнул Кузнецов в немецкой форме и подошел к нам. Прутом на земле он начертил маршрут. О смысле операции мы узнали впоследствии». Кузнецову стало известно, что где-то под Винницей находится одна из подземных резиденций Гитлера. Чтобы установить место этой гитлеровской ставки, он решил захватить в плен имперского советника войск связи, подполковника Рейса. Он познакомился с его адъютантом. Тот сказал Кузнецову, что не может придти к нему на ужин, потому что встречает своего начальника. Назвал время приезда и марку его машины.
«…Кузнецов на бричке ехал впереди. Нам он сказал, чтобы мы громко пели, - рассказывал В.И. Ступин. – Пусть нас принимают за полицаев. Вдруг Кузнецов поднял руку – навстречу ехала легковая машина. Как было приказано заранее, двое наших партизан соскочили с подвод, и когда машина поравнялась с нами, бросили под его колеса гранаты. Машина упала набок. Из нее мы вытащили двух перепуганных немецких офицеров, а также их портфели, набитые картами и документами. Мы положили офицеров на подводу, закрыли соломой и сверху сели сами. Приехали на хутор польского подпольщика. Кузнецов в сельском доме внимательно изучал захваченные карты. На одной из них была обозначена линия связи, которая тянулась из неприметного села Стрижавка к Берлину. Когда Кузнецов вошел к пленникам, те стали его упрекать: «Как мог он, немецкий офицер, связаться с партизанами?» Кузнецов ответил, что пришел к выводу – война проиграна, и теперь напрасно проливается немецкая кровь.
О результатах допроса мы узнали, когда вернулись в свой лагерь. Николаю Кузнецову удалось установить местонахождение подземной ставки Гитлера, построенной под Винницей. Там работали русские военнопленные, которые были расстреляны после окончания стройки.
В отряде было много смелых, отчаянных парней. Но поступки и мужество Николая Кузнецова поражали нас, они выходили за рамки возможностей обычного человека.
Так он спас нашу радистку Валентину Осмолову». Это происходило в дни Сталинградской битвы. Из Ровно подпольщики передавали в отряд сведения о продвижении немецких войск на восток. Но эти сведения устаревали, поскольку путь в партизанский лагерь занимал много времени. Командир Медведев решил отправить в Ровно радистку Валю Осмолову вместе с Кузнецовым. Подпольщики раздобыли ковер, которым укрыли бричку, принесли нарядную одежду для Вали. В деревнях полицаи приветствовали их.
На окраине Ровно надо было проехать мост через речку и подняться на обледеневшую горку. И тут случилось непредвиденное. Вдруг повозка, в которой ехали Кузнецов и Валя, повалилась на бок. И к ногам охраны, стоявшей у моста, вывалились рация, запасные батареи и пистолет. Едва вскочив на ноги, Кузнецов стал кричать на охрану: «Почему не почистили дорогу? Переверните повозку! Положите на место рацию! Я везу арестованную партизанку на допрос. Приведите дорогу в порядок! Я приеду – проверить!»
В этом эпизоде отразились особенные свойства характера Кузнецова. У него в опасные моменты проявлялись такое мужество и мгновенная реакция, которые отличали его от обычных партизан.
«Он спас моего брата»
«Николай Кузнецов был хорошим другом. Он был готов рисковать, чтобы выручить товарища. Так он спас моего брата», - рассказывал мне его водитель Николай Струтинский. Они месяцами были вместе. Струтинский знал Кузнецова, как никто другой. Он рассказывал: «Мой брат Жорж познакомился в Ровно с двумя военнопленными, которые сказали ему, что были офицерами Красной Армии. Намекали, что хотели бы воевать. Жорж сказал им, что придет завтра на это же место. Мы были заинтересованы в том, чтобы в отряд приходили новые бойцы. Перед уходом Жоржа в Ровно я увидел сон, будто он идет по плотине и вдруг срывается вниз. На другой день подпольщики сообщили, что Жорж арестован, и его увезли в тюрьму. Я был в отчаянии. Говорил, что не хочу больше жить».
И тут Кузнецов придумал хитроумных план – как спасти Жоржа. Командир отряда вызвал одного из наших партизан – Петра Мамонца. Сказал, что ему надо устроиться на службу в охрану тюрьмы. Петр отказывался, но мы убедили его.
Ровно – небольшой город. Нашлись люди, которые рекомендовали Петра Мамонца в охрану тюрьмы. Он старался, выслуживался изо всех сил. Как-то он сказал своему начальнику: «Почему мы даром кормим этих предателей? Давайте гонять их на работу». И вскоре арестованным в тюрьме объявили: «Пойдете работать!» Арестованных под конвоем стали выводить на ремонт дорог, коммунального хозяйства. Однажды Петр Мамонец сообщил через подпольщиков, что группу узников он приведет во двор около кафе. Жорж знал о задуманном плане. В назначенное время он схватился за живот: «У меня расстройство желудка…» Петр Мамонец замахнулся на него прикладом и с руганью повел Жоржа в соседний двор, якобы в туалет. Они прошли два проходных двора и вышли на улицу.
У выхода уже стоял Кузнецов. Он приказал: «Скорее!» Они сели в машину, и мы помчались к выезду из города. Жоржа привезли в партизанский лагерь. «Я на всю жизнь остался благодарен Николаю Кузнецову за спасение брата», - говорил Николай Струтинский.
«Николай Кузнецов полюбил украинский язык, - рассказывал В.И. Ступин. – Довольно быстро он освоил немалый запас слов и у него появился чистый выговор. Нередко у нас происходили стычки с украинскими националистами. В селах они подчинялись разным атаманам. И вот что мы заметили, Николай Кузнецов по-украински умело вел с ними переговоры. Предлагал разойтись без выстрелов. Он явно не хотел проливать кровь «обманутых крестьян», - как он говорил. К сожалению, они его не пощадили, когда он попал в западню.
Неудавшееся покушение
Каждый день вблизи Ровно шли машины и составы с украинскими жителями, которых увозили на каторжные работы в Германию. За годы оккупации немцы вывезли более 2-х миллионов украинских граждан. В товарных вагонах в Германию везли уголь, пшеницу, коров, овец, даже чернозем вывозили.
Командование отряда разработало операцию по уничтожению гауляйтера Украины Эриха Коха, который руководил разграблением Украины. Акт возмездия должен был осуществить Кузнецов. Ему предстояло попасть на прием к гауляйтеру. Но как это сделать? В Ровно проживала Валентина Довгер, немка по национальности. Ее объявили невестой немецкого лейтенанта Пауля Зибера – Николая Кузнецова. Она была связана с подпольщиками. Валентина Довгер, как и ее соседки, получила повестку, в которой содержался приказ – явиться на мобилизационный пункт. Этим и решил воспользоваться Николай Кузнецов.Он записался на прием к гауляйтеру Коху.
К кабинету гауляйтера он пришел вместе с Валентиной Довгер. Сначала вызвали девушку. Она просила оставить ее в Ровно. Ведь близится их свадьба с немецким офицером. Затем зашел Николай Кузнецов. Свой пистолет он оставил при входе. Но был еще один пистолет, который он резинкой прикрепил к ноге под штаниной. В кабинете Николай Кузнецов увидел серьезную охрану. Двое офицеров встали у него за стулом. Еще один стоял около гауляйтера. На ковре – две овчарки. Оценив обстановку, Кузнецов понял, что не успеет достать пистолет и выстрелить. На это нужно несколько секунд. За это время его успеют схватить, повалить на пол.
Николай Кузнецов изложил гауляйтеру свою просьбу: «Мою невесту хотят мобилизовать, как какую-то местную…» На груди Кузнецова были боевые награды. Гауляйтер спросил боевого офицера – где он воевал. Кузнецов мгновенно придумывал боевые эпизоды, в которых, якобы, принимал участие, говорил о том, что мечтает скорее вернуться на фронт. И тут Кузнецов услышал слова, которые его поразили. Гауляйтер вдруг сказал: «Возвращайтесь на фронт скорее. Где ваша часть? Под Орлом? Вы можете заслужить новые боевые награды. Мы устроим русским Сталинград!»
Казалось бы, ничего конкретного не было сказано. Но Кузнецов, как он это умел, соединил в одну цепочку каждое слово, услышанное в кабинете, интонацию с которой гауляйтер говорил о предстоявших боях.
Разрабатывая операцию покушения на гауляйтера, Кузнецова отправляли на верную смерть. И он это понимал. Оставил командиру отряда прощальное письмо.
Отважный разведчик решил поспешить в отряд, чтобы поскорее передать услышанные от Коха сведения.
«В этот раз Николай Кузнецов пережил в отряде тяжелые дни, - вспоминал В.И. Ступин. – Его упрекали в том, что он даже не попытался выстрелить в гауляйтера. Кузнецова, повседневно рисковавшего жизнью, назвали трусом. Он тяжело переживал нанесенные обиды...
Через два месяца началась Курская битва.
Тегеран. 1943 год
Еще в Москве Кузнецова снабдили такими надежными документами, что он успешно прошел через множество проверок. Он бывал в кафе и ресторанах, всегда при деньгах, умело заводил знакомства. Устраивал вечеринки. Среди его приятелей был офицер фон Ортель, который в разговорах часто упоминал знаменитого в Германии Отто Скорцени, который по приказу Гитлера смог вывезти из заточения в горном замке арестованного Муссолини. Фон Ортель повторял: «Отряд отважных парней подчас может сделать больше, чем целая дивизия». Почему-то фон Ортель обратил внимание на Кузнецова. В разговорах Ортель любил цитировать слова Ницше о сверхчеловеке, могучая воля которого способна повлиять на ход истории. Кузнецов говорил, что он – обычный пехотный офицер, и его дело – командовать окопными солдатами. Кузнецов обратил внимание и на то, что фон Ортель заводил разговор об Иране, о его культуре, традициях, экономике. Ровенские подпольщики сообщили, что Ортель вывозит на лесную поляну группу немецких военных. Там проходят занятия. На поляне военные по очереди собирают парашюты.
Николай Кузнецов со своей тонкой интуицией связал вместе и разговоры фон Ортеля о сверхчеловеках и тайную подготовку какого-то отряда. Вскоре фон Ортель исчез из Ровно. Пропала и вывеска на его двери: «Стоматология». Имел ли Кузнецов какое-либо отношение к его внезапному исчезновению – партизаны не знали. Он не мог знать – какие важные события готовились в Тегеране. В ноябре 1943 года в Тегеране встретились руководители трех великих держав – И.В. Сталин, Ф.Д. Рузвельт и У. Черчилль.
В те дни из разных источников в разведцентре в Москве получали сведения о том, что немецкие диверсанты проникают в Тегеран, чтобы совершить покушение на глав великих государств. Среди других сообщений в Москву пришла и радиограмма из партизанского леса, которую составил Кузнецов, не упустив детали.
Конечно, он ничего не знал о событии, которое готовилось в Тегеране. Но его добросовестность в работе стала одной из ниточек, которая помогла проникнуть в замыслы врага.
В «Правде» было напечатано такое сообщение: «Лондон, 17 декабря 1943 года. По информации вашингтонского корреспондента агентства Рейтер, президент Рузвельт сообщил, что он остановился в русском посольстве в Тегеране, а не в американском, потому что Сталину стало известно о германском заговоре».
Форму гладили обухом топора
Николай Кузнецов в разведке старался находить стратегически важную информацию. Однако я спрашивала своих собеседников о том, с какими бытовыми трудностями была связана его необычная жизнь. Почти каждую неделю он приходил в партизанский отряд. И эта дорога, и ночевки среди партизанских шалашей, часто становились нелегким испытанием.
В Москве я записала воспоминания Б.И. Черного: «Я был в составе группы, которая встречала Кузнецова из Ровно и провожала его, - говорил он. – Местные дороги были опасные. Чтобы встретить Кузнецова, мы устраивали в зарослях потайные опорные пункты, их называли «маяками». Кузнецов знал эти места. Ожидая его прихода, мы прятались под деревьями. И в снег, и в зной терпеливо ждали. Иногда и продукты у нас кончались, но бросить Николая Кузнецова мы не могли. Помню, от голода жевали веточки хвойных деревьев. Пили воду из луж. И что удивительно – никто не заболел.
Николай Кузнецов обычно приезжал на бричке, которую мы прятали во дворе у подпольщика. Идти до лагеря нам приходилось часто по 70 километров».
В лагере жили в шалашах. Если была возможность, для Кузнецова строили отдельную землянку. Чтобы его форма выглядела аккуратно, ее разглаживали обухом топора. Кузнецов приносил из Ровно одеколон. Мало кто в отряде знал, какую работу он выполняет. Только служители «маяков» видели его в немецкой форме. Наготове был плащ, который Кузнецов набрасывал на себя и в нем шел по лесу. Медведев предупредил: «Если кто распустит язык, будет отвечать по законам военного времени».
Б.И. Черный вспоминал: «Перед тем, как Кузнецов садился в бричку, возвращаясь в Ровно, мы осматривали, ощупывали его, следили, не зацепились ли к его форме какой-нибудь листок или травинка. Провожали его с тревогой. Кузнецов в отряде был простым, дружелюбным. В нем не было ничего напускного, высокомерного. Но он всегда, что называется, держал с нами дистанцию. Был молчаливым, сосредоточенным.
Невозможно было без душевной боли смотреть, как он выходил из леса и садился в бричку. Выражение его лица быстро менялось – становилось жестким, надменным. Он уже входил в роль немецкого офицера».
Похищение генерала
Владимир Струтинский рассказал мне об одной из последних операций Николая Кузнецова. В Ровно находился так называемый штаб Восточных войск, в которые часто по мобилизации зачисляли украинских парней или военнопленных.
«Мы решили взять в плен генерала Ильгена, который командовал Восточными войсками, и вывезти его в партизанский лагерь, - рассказывал Н.В. Струтинский. – Он жил в отдельном особняке. В его доме работала экономкой Лидия Лисовская, с которой мы были хорошо знакомы. В ее квартире Николай Кузнецов снимал комнату. Пани Леля, как мы ее называли, передала нам план дома, в котором жил Ильген, назвала также время, когда он приезжал обедать. Мы помчались к его дому. У входа стоял солдат с винтовкой. Кузнецов открыл калитку и подошел к двери. «Генерала нет дома!» - сказал солдат, с явным русским акцентом. Это был один из солдат Восточных войск. Кузнецов как гаркнул на него и приказал ему войти в дом. Каминский и Стефаньский – участники операции разоружили охранника. Тот испуганно сказал: «Я – казак Лукомский. Пошел служить не по своей воле. Я вас не подведу. Разрешите мне вернуться на пост. Скоро подъедет генерал». Кузнецов приказал: «Иди на пост! Но учти – будем держать тебя на мушке! Стой молча!» Через минуту в комнату вбежал еще один казак. Его разоружили и посадили на пол. В это время Кузнецов и другие участники операции сгребали в портфели документы, карты. «Я сидел в машине и ждал появления генерала Ильгена, - продолжал свой рассказ И.В. Струтинский. – Когда генерал подъехал к дому, я увидел – какой это крупный, мускулистый мужчина. С таким нелегко будет справиться. И я решил пойти на помощь своим друзьям. Все мы были в немецкой форме. Когда я переступил порог дома, Ильген повернулся ко мне и стал кричать: «Как ты, солдат, посмел зайти!» В эту минуту из комнаты вышел Кузнецов. Генерал опешил: «Что здесь происходит?!» Кузнецов объявил ему, что мы – партизаны, и генерал захвачен в плен. Мы веревкой стали завязывать ему руки. Но, видно, сделали это неумело. Когда вывели Ильгена на крыльцо, он освободил руку, ударил Кузнецова и закричал: «На помощь!» Мы подвели Ильгена к машине. И вдруг увидели, что к нам бегут четыре офицера: «Что здесь случилось?» У меня, от неожиданности волосы на голове зашевелились.
Тут нас спасло необычайное хладнокровие Кузнецова. Он вышел вперед и показал офицерам значок гестапо, который партизаны захватили в одном из боев. Кузнецов спокойно сказал подбежавшим офицерам: «Покажите ваши документы!».
И стал записывать их фамилии в блокнот. «Мы захватили подпольщика, который оделся в немецкую форму, - сказал он. – Кто из вас поедет в гестапо как свидетель? Что вы видели?» Оказалось, что они ничего не видели. В гестапо ехать желания не высказали. Ильген к тому времени замолчал. Когда запихивали его в машину, то пришлось крепко стукнуть пистолетом по голове. Мы положили Ильгена на заднее сиденье и прикрыли ковром. Партизаны сели на него. Казак просил: «Возьмите меня!» Кузнецов приказал: «Садись!» Машина помчалась за город.
Последний поклон другу
15 января 1944 года партизаны провожали Николая Кузнецова во Львов. С востока уже доносилась канонада. Фронт приближался. Немецкие штабы и учреждения выезжали во Львов. В этом городе предстояло действовать и отважному разведчику. Впервые он уезжал далеко от партизан и подпольщиков, которые часто могли придти ему на помощь.
Командир Медведев старался подстраховать Кузнецова. Следом за его машиной по лесам пошел отряд партизан под командованием Крутикова. Они изображали из себя бандеровцев. Но маскировка не помогла. Отряд попал в засаду. В бою погиб единственный в отряде радист Бурлака.
Вместе с Кузнецовым во Львов отправились подпольщик Ян Каминский и шофер Иван Белов, из бывших военнопленных. Как было заранее условлено, двое партизан из отряда Крутикова, добравшись до Львова, по нечетным числам ходили к 12 часам к оперному театру, чтобы встретиться с Николаем Кузнецовым. Но на место встречи он не пришел.
Партизаны купили местную газету, в которой прочли сообщение: «9 февраля 1944 года. Вице-губернатор Галиции доктор Отто Бауэр пал жертвой покушения…» Читая газету, партизаны подумали, что, возможно, это дерзкое покушение совершил Николай Кузнецов.
Впоследствии этому нашлось подтверждение. Отважный разведчик до последнего боролся с теми, что пришли на Украину, как каратели.
В середине февраля 1944 года на один из «маяков», который заранее был намечен под Львовом, неожиданно пришел Николай Кузнецов со своими товарищами. Здесь, на заброшенной ферме прятались двое партизан из разбитого отряда Крутикова. Один из них Василий Дроздов болел тифом, другой – Федор Приступа ухаживал за ним.
Николай Кузнецов рассказал, что им пришлось бросить машину. На одном из постов при выезде из Львова их задержали, поскольку у них не было в документах нужных отметок. Они открыли огонь и вырвались из Львова. Но номер машины был «засвечен», к тому же заправиться бензином они нигде не могли.
Несколько дней Кузнецов пробыл на «маяке» вместе с партизанами. В полутьме он что-то писал. Как потом оказалось – он составил подробный отчет о своих действиях в тылу врага. Партизаны уговаривали его остаться с ними, но Кузнецов ответил, что они решили сами добраться до линии фронта. Дроздов и Приступа были последними из партизан, кто видел Николая Кузнецова. Ночью его группа ушла, как он сказал, по дороге на Броды.
После освобождения Львова командир отряда Д.Н. Медведев, приехав во Львов, стал изучать оставленные немцами архивы. Ему попадались документы о диверсиях агента, который действовал в форме немецкого офицера.
И вот Медведеву принесли рапорт начальника СД Галиции, в котором сообщалось о гибели неизвестного, выдававшего себя за офицера Пауля Зиберта. Он погиб в стычке с бандеровцами. В кармане убитого был найден рапорт, предназначавшийся советскому командованию.
Сомнений не осталось – Николай Кузнецов погиб. До этого, зная его находчивость, партизаны надеялись, что он выйдет из самых опасных ситуаций и скоро даст о себе знать.
Теперь оставалось выполнить последний долг – добиться признания его подвига. В ноябре 1944 года в центральных газетах появилось сообщение: «5 ноября 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Николаю Ивановичу Кузнецову присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно)».
«Шли годы после войны, но мы так и не знали – где и как погиб Николай Кузнецов, - говорил Н.В. Струтинский. – Вдвоем с братом Жоржем мы решили найти очевидцев. Мы не знали ни суббот, ни воскресений. Ездили по селам, расспрашивали жителей. Но узнать ничего не удавалось. И вот однажды нам неожиданно повезло. Вечером мы наловили рыбки, разожгли костер. К нам на огонек вышел старик. И мы завели с ним такой разговор: «Чего только не бывало на войне – происходила стычка с немецким офицером, а он оказывался русским». И вдруг старик сказал: «У нас тоже был такой случай. Убили немца, а потом говорили, вроде русский». «Где же это было?» «В селе Боратин». Попытались еще расспросить старика. Но он быстро собрался и ушел.
Мы поехали и в это село. Говорили, что работаем заготовителями. И, между прочим, заводили разговор о странном немце. Жители указали на дом крестьянина Голубовича. Подъехали к нему. И вроде у нас машина заглохла. Я кричу на брата: «Почему машину не подготовил?» Около дома расстелили брезент, достали сало, овощи и бутылку водки. Я подошел к калитке, зову хозяина: «Посиди с нами!» Вышел Голубович. И после расспросов о том, где можно заготовить овощи, мы завели тот же привычный разговор: «Сколько непонятного случалось на войне. Бывало, что и русские себя за немцев выдавали». И Голубович сказал: «Моя семья много пережила. В хате был бой. А потом люди говорили, что убили русского в немецкой форме». Он рассказывал, как все случилось. «Ночью постучали в окно. Вошли двое в немецкой форме. Третий остался у двери. Пришедшие достали деньги и попросили картошки, молока и хлеба. Тот, кто был в офицерской форме, задыхался от кашля. Не успела жена принести молоко, дверь распахнулась, и в хату набились бандеровцы. Вокруг села стояли посты охраны, и кто-то заметил, что появились чужие. Они потребовали у офицера документы. Он говорил им: «Мы же вместе воюем». Достал папиросы, нагнулся над керосиновой лампой, чтобы прикурить. Появился местный атаман. Он крикнул: «Хватай его, ребята! Немцы ищут какого-то диверсанта! Пусть сами разбираются!» Тот, кто был в форме офицера, разбил лампу, и в темноте бросил гранату в сторону двери. Видимо, хотел пробить себе дорогу. Бандеровцы также открыли огонь. Когда снова зажгли свет, офицер уже был мертвым». Второй немец – очевидно это был Каминский, в суматохе выскочил в окно. Его убили на дороге.
Голубович показал место, где похоронили «того немца». Но Струтинскому и другим партизанам хотелось убедиться, что нашли место гибели отважного разведчика. Они добились эксгумации. Обратились к известному скульптору-антропологу М.М. Герасимову, который по черепу восстанавливал внешний облик человека. Когда через месяц М.М. Герасимов пригласил к себе партизан, то они, потрясенные, увидели в мастерской изображение Николая Кузнецова.
Н.В. Струтинский показал мне фотографии. Сотни людей – ветераны войны, жители города шли за орудийным лафетом, на котором везли гроб с останками Н.И. Кузнецова. Его похоронили во Львове.
Воздвигли и величественный памятник, который стал достопримечательностью города… Однако в начале девяностых произошли трагические события. Оголтелая толпа окружила памятник, подогнали кран, на памятник накинули железный трос.
Николай Струтинский, потрясенный варварством разъяренной толпы, решил постараться спасти памятник. В той обстановке во Львове его поступок иначе как подвижничеством не назовешь. Он позвонил в администрацию поселка Талица. Нашел там людей, которые близко к сердцу приняли крушение памятника. В Талице собрали необходимые средства. Земляки героя решили выкупить памятник. Немало потрудился Струтинский, чтобы памятник погрузили на платформу и отправили в Талицу. С Н.И. Кузнецовым они не раз прикрывали друг друга в бою. Теперь Струтинский спасал память о своем отважном товарище.
Струтинскому во Львове пришлось пережить многие угрозы. Он уехал в Талицу и поселился вблизи памятника. Привез на родину героя ценные материалы. Писал статьи в защиту имени разведчика.
Известный ученый Жолио-Кюри написал о Н.И. Кузнецове: «Если бы меня спросили, кого я считаю самой сильной и привлекательной личностью среди плеяды борцов против фашизма, я бы без колебаний назвал Николая Кузнецова».